Те два или три года были, вероятно, счастливейшими; вера нисколько не отделяла меня от окружающего, но трансформировала его. Конфликтов и сложностей не было; я даже умудрилась получить разрешение делать макет православного журнала в качестве курсовой, вместо предложенных нам "Котлов и турбин" и чего-то еще в этом роде. Исповедовавший меня иеромонах посоветовал мне начать писать миниатюрные иконы. (Я начала изучать иконописание по книге "Труд иконописца" монахини Иулиании (Соколовой), купив ее совершенно случайно – никто не советовал мне, где и как учиться.) Единственными людьми, страдавшими в пору моего неофитства, были члены моей семьи: я непрестанно проповедовала им, требуя, чтобы они немедленно шли в храм и исповедовались. После одной такой, особенно страстной, проповеди, мой брат сказал мне, иронически улыбаясь "А ты знаешь, кто такой твой Алексий II? – такой же как и я, КГБэшник." Я подумала, что он нарочно несет чушь, чтобы меня уколоть.
Моя мать, все еще опасавшаяся, что я стану монахиней, была со мной в мою первую Пасху, в монастыре, где я обычно исповедовалась. Когда, вечером Великой Субботы, мы приехали туда, мы увидели, что монастырь окружен очень недружелюбными казаками, перекрывшими ворота. Казаки выругались на нас, и даже замахали своими нагайками, выкрикнув, что только те, у кого были VIP-пропуска, могли пройти внутрь. Мама не сдалась: она заявила им, что у меня в монастыре духовник, и попросила их его позвать. Я стояла перед казаками как идиотка, не в состоянии понять, почему для того, чтобы участвовать в пасхальной службе, нужен VIP-пропуск. Я попыталась донести до них мои мысли (примерно в том же стиле, что и моя речь перед солдатами на танках), но это не помогло. Ситуация выглядела безнадежной, но один из казаков внезапно произнес "Проходи, сестра, только быстрее."
Монастырь был "официальным" (являлся "духовным и административным центром Патриархии" – цитирую по Википедии), поэтому казаки и VIP-пропуска. Тогда я этого не знала, мои мысли занимали только исповедь и причастие. Пасхальная служба быстро заставила меня позабыть о нагайках и пропусках. Мой первый и последующие опыты присутствия Бога в Церкви были таковы, что многие неприятные случаи, от "сварливых бабок" до гораздо более серьезных, никогда не оттолкнули меня от Церкви. Может быть, благодать делала меня нечувствительной к ним.