Еще дураки

Мои занятия медитацией помогли мне морально подготовиться к вступительным экзаменам в Полиграфический институт (я чувствовала такую пустоту, что решила попробовать поступить) и сдать их в состоянии безмятежного, до неестественности, спокойствия. Год перед поступлением я брала уроки рисования и композиции у И.П.З., замечательной женщины, с которой меня познакомила И.И.А. Если сейчас я умею рисовать, то этим я обязана ей. Несмотря на то, что мы никогда не затрагивали "духовные темы", она была светящейся точкой в моем ватном пейзаже – одна ее личность типичной старомосковской интеллигентки была противоядием против ломившейся назад прежней, советской действительности, ввергавшей меня в состояние тупости и идиотизма.

 

Институт был совсем не таким, как художественное училище или же я изменилась: я не могла найти никого, с кем возможно было бы поговорить о моих экзистенциальных проблемах. То ли перестройка выдохлась, то ли моя жизненная энергия вытекала сквозь извечную дыру в моей душе. Я напряженно училась; учеба была почти единственным, что имело смысл в моей жизни. Нас учили думать и работать согласно методам, выработанным художником книги Владимиром Фаворским, основателем нашего института и другом о. Павла Флоренского. Они как нельзя лучше подходили моему характеру и интересам. Преподаватели института дали мне очень много, причем не только в искусстве книги; методы Фаворского и его учеников исключительно универсальны, и в дальнейшем я применила их к иконописанию.

 

В остальном моя жизнь была довольно бессмысленной. Буддизм был интеллектуально хорош, но холодно-безличностен; постепенно я потеряла к нему интерес, склоняясь к теософии. Ее туманное обещание личного мистического пути, гарантировавшего быструю трансформацию, сильно привлекало меня. Все остальное отталкивало, т.к. мое знание восточных религий не позволяло мне закрыть глаза на дичайшую непоследовательность умозаключений авторов (Блаватская с ее "Тайной доктриной", Гурджиев, и т.п..). Несколько лучше шли книги Николая Рериха и его жены Елены, темной, закоренелой оккультистки, но их пламенная ненависть к Христианству отталкивала меня еще больше. Сейчас я поражаюсь тому, что я, не будучи христианкой (т.е., сознательной; я была крещена, но христианкой это меня не сделало), вскипала всякий раз, встречаясь с попытками использовать его или извратить. Тем не менее, я продолжала чтение оккультных книг и даже пробовала практиковать кое-что из вычитанного. Атмосфера была подходящая: на телеэкране постоянно мелькали лица "экстрасенсов”, “колдунов”, “целителей”, “ясновидящих"; некоторые из них даже пытались "лечить" через телеэкран. Бывшие атеисты и коммунисты с энтузиазмом ставили перед экранами банки с водой из-под крана, чтобы так называемый "нетрадиционный целитель" "зарядил" ее, их излечения ради.

 

Все это закончилось разом. От пустоты и любопытства я отправилась на семинар Секо Асахара – гуру прилетел в Москву из Японии. До этого я его не видела: очень полный, почти толстый, одетый в рубашку и штаны розового цвета, гуру сидел в позе лотоса на полу огромного стадиона и говорил в микрофон на дурном русском. Не помню, что именно он говорил – я быстро соскучилась и вышла. Снаружи стояли какие-то столы с лежавшими на них брошюрками. Я подошла, вгляделась, и в глаза мне ударило изображение голого толстенького распятого гуру в терновом венце на обложке. Над изображением шли буквы: "Теперь я провозглашаю себя Христом". Это почему-то разъярило меня, не христианку, до того, что у меня потемнело в глазах, и так закончилось в моей жизни все, что было связано с Буддизмом и с гуру.

 

Или нет. Была еще одна, последняя, попытка. Опять был семинар, тот же самый гуру, я возвращалась с поздних лекций вместе с несколькими студентками – мы сидели в полупустом вагоне метро, и я планировала сойти через две остановки, чтобы добраться до того самого стадиона. На следующей остановке в вагон вошел нетрезвый парень, встал точно перед нами и уцепился за поручень, повиснув надо мной, как перезрелая груша. При первом же качке поезда он свалился прямо на меня, со всей своей расслабленной тяжестью. Он умудрился так сильно ушибить мне голову, что я решила, что у меня сотрясение мозга. Меня мутило, и ни о каком семинаре не могло быть речи. Едва я закрыла за собой дверь нашей квартиры, как тошнота исчезла.