Я должна была прожить в городе в самой середине Англии несколько месяцев. Знакомый рекомендовал мне остановиться в тамошнем "церковном доме".
До тех пор я не подозревала о том, что я была согбенной. Я знала, что в РПЦ бытует то отношение к женщинам, которое в английском называется sexist, т.е. унизительно-снисходительно-пренебрежительное, но я не знала, что в Церкви оно может быть другим (подчеркиваю здесь, что речь идет о вульгарно-бытовом, каждодневном отношении, а не о Писании и Предании). Sexism был в России всегда; естественно, что он был и есть в Русской Церкви. Фраза "После Воскресения Иисус Христос явился женам-мироносицам, а не апостолам потому, что Он знал, что они будут не в состоянии держать рот на замке" является нормой; многие считают ее образцом православного юмора. Я – нет, и не только потому, что я – женщина, а еще и потому, что мне неприятна попытка автора навязать Христу свое вульгарное восприятие женщин. Я терпела снисходительное отношение смирения ради, хотя и чувствовала, что что-то не так было в доктрине о том, что женщин надо смирять ради их же пользы – м.б., это и хорошо было для женщин, но уж точно нехорошо для смиряющих их мужчин, да и женщин урезало до состояния инфантильно-бессловесной дурочки (что, конечно, имеет свои преимущества). Этот вопрос был для меня болезненным: я знала, что Иисус Христос никогда не относился с женщинам так, как относились многие священники и прихожане. Более того, во всех евангельских историях о Его встречах и разговорах с женщинами было отсуствие даже намека на снисходительность, а ветер свободы прямо-таки бил в лицо.
Храм (Константинопольского Патриархата) и дом при нем находились посреди мусульманских кварталов, недалеко от мечети. Я только что вернулась из Шотландии, была помешана на всем шотландском, и сразу сделала глупость. Священник был англичанином, и я немедленно, едва познакомившись, заявила ему, что Шотландия должна быть независимой, т.к. с Англией у нее нет ничего общего, и что шотландская культура несравненно выше и самобытнее английской. О. И. взорвался совсем не по-английски. Мы обменялись несколькими колкостями, разговор сошел на нет, и я уже думала, что знакомство, едва начавшись, безнадежно испорчено. В то же время, в происшедшем было нечто необычное. Позже, уже в моей новой комнате, я поняла, что необычным было то, как о. И. ко мне отнесся – он говорил со мной как с равной, причем это отношение было самим собою разумеющимся. Мы оба общались грубо, но на равных.
Я не была для него "надоедливой", "неразумной" или "безмозглой" , или даже просто "женщиной прежде всего", т.е. некоей готовой схемой, с которой обращаются безотносительно ее личности. Я была человеком, сотворенным по образу и подобию Бога, так же, как и все. Что касается самого о. И., то он (как и его жена) был не кем-то, "кто имеет авторитет и власть и кого нужно автоматически слушаться", а равный мне и другим, или даже их слуга, в евангельском смысле этого слова. Вокруг него витал очень естественный воздух свободы, как в Евангелиях.
Литургии в том храме были исключительно сконцентрированы на Евхаристии. Эта фраза звучит довольно абсурдно, т.к. Литургия и должна быть на ней сконцентрирована, но реальность часто бывает далекой от этого идеала. В том храме все евхаристические молитвы (включая молитвы Анафоры и перед причастием) произносились громко и ясно и с великим благоговением, никто не вычитывал невнятной скороговоркой "Господи помилуй" сорок раз, махая пальцами в воздухе; все пришедшие знали, что происходит, и полноценно участвовали в происходящем. Приход был интернациональным: англичане, румыны, греки, русские, эфиопы, цыгане, и др..; язык богослужения был смешанным и варьировался в зависимости от того, люди каких национальностей были в храме.
Те несколько месяцев, прожитых в доме при храме, настолько распрямили меня, что после этого у меня начались сложности. Я потеряла способность молча терпеть унизительно-снисходительное отношение, даже если оно было под маской заботы о моем благе.