Мои редкие приезды в Москву воспринимались как передышки. Я ходила по знакомым местам, ко всем любимым монастырям (среди которых непременно была Свято-Троицкая Сергиева лавра), и часами разглядывала иконы в Третьяковке и других собраниях. Мои поездки так или иначе всегда были связаны с Сергиевым Посадом, через встреченных мной людей и купленные книги. Так, во второй мой приезд мне нужно было купить натуральные пигменты для яичной темперы – до этого я писала иконы акрилом. Я не знала, где их можно было купить – у меня не было знакомых московских иконописцев, все мои знания я почерпнула только из книги монахини Иулиании. Я отправилась смотреть иконы в Андрониковом монастыре и там, совершенно случайно, увидела группу учащихся духовной академии в Сергиевом Посаде, будущих иконописцев, копировавших иконы. Один из них заметил, что я делала наброски в блокноте, оторвался от своей работы, подошел ко мне, и задал какой-то вопрос. Узнав, что я приехала из Австралии и тоже пишу иконы, он тут же дал мне подробные инструкции, где купить пигменты, какой лак использовать, и т.п.. Закончил он разговор словами "купите побольше, на много лет". Я легко нашла нужный магазин и купила все, что он мне указал.
Помимо Сергиева Посада, другим центром притяжения был о. Александр Мень. Из его книг, которые я искала в Москве, я узнала о сестре Иоанне (Рейтлингер) – иконописце, духовной дочери о. Сергия Булгакова, много позже – о. Александра Меня. Ее иконы и переписка с о. Александром оказали на меня громадное влияние. Со временем я увидела, что моя жизнь во многом сформировалась под влиянием связанных друг с другом людей: Менем, Булгаковым, Флоренским, Кругом, Рейтлингер, Соколовой, а также художниками, прямо или косвенно связанных с ними.
Большинство их было православными left wing ("левого крыла", т.е., свободными мыслителями, оставаясь при этом прочно укорененными в традиции; слово либерал уж очень затаскано), многие были связаны с Парижской богословской школой (подозрительная ересь для РПЦЗ и большинства РПЦ), и все они в моем воображении прекрасно вписывались в ландшафты старой Москвы. Гуляя по Москве, читая их книги, я словно бы проникалась их культурой, их Православием. Можно сказать, что то, как я тогда воспринимала реальность, было этим окрашено (например, моя инстинктивная любовь к Сергиеву Посаду стала еще глубже, когда я узнала, как дорог он был о. Павлу Флоренскому, и т.п.).
Было много кажущихся случайностей: Интернет-знакомая рассказала мне о том, где находятся мощи св. Алексия Мечева, духовного отца монахини Иулиании (так я начала читать о нем, и нашла много важного и нужного мне); она же посоветовала мне съездить в Дивеево, к преподобному Серафиму Саровскому. Когда я была в Москве, она представила меня настоятелю московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Настоятель благословил меня на паломничество, а знакомая подробно рассказала, как лучше ехать.
Паломничество само по себе было чудом. В начале моя мать и я приехали ночным поездом в Муром, к свв. Петру и Февронии. Мы приехали затемно, город был темен и ощущался древним, с его пустотой и мерным звоном колоколов. После Литургии в монастыре мы зашагали к автостанции, где, к моему отчаянию, узнали, что нужного нам автобуса в тот день не было. Я чуть не плакала, но один из стоявших неподалеку таксистов подошел к нам и объявил, что он отвезет нас в далекое Дивеево и привезет назад, за неслыханно дешевую плату. Он не только выполнил обещание, но еще и показал нам Дивеево, а потом терпеливо ждал нас в машине несколько часов – Дивеево таково, что оттуда не хочется уезжать. Из-за холода и буднего дня паломников почти не было, ни у источника, ни в монастыре, ни около мощей преп. Серафима, так что мы могли находиться там так долго, как хотели. (Вспомнилось: поразившее меня воздушно-светлые мраморные рельефы были у канавки Пресвятой Богородицы, кстати, современной работы.) Затем он отвез нас к источнику преп. Серафима в лесу; я искупалась в оглушающе-ледяной, синевато-зеленой воде, странно выделявшейся своей яркостью на фоне полузимнего пейзажа. Был поздний ноябрь, уже выпал снег. (Мама не окунулась, боясь простуды, но все-таки простудилась; со мной, обычно очень легко простужавшейся, ничего не случилось.)
Когда мы приехали назад, мы осознали, что за один день мы каким-то образoм умудрились посетить трех святых в двух городах: день длился бесконечно.